№ 11 2006 г. № 11 2006 г.
Вениамин Бычковский — краевед, писатель, живёт в маленькой белорусской деревне. Ему пришлось многое пережить, но трудности закалили характер и укрепили духовность. Он пишет свои стихи и прозу в Полесской глуши, остро ощущая дыхание Вечности. И строит часовню. Для всех…
БЛЭК
Я лежу в траве и, точно собака, вдыхаю свежесть земли. А ещё вспоминаю Блэка.
Ирландский сеттер с хорошей родословной жил в семье моего друга, но редкие мои встречи с ним выстроились в странный, можно сказать, символический ряд, в котором легко увидеть главные вехи собачьей жизни. Но только ли собачьей?..
Первый раз я увидел Блэка в щенячьем возрасте, тогда он быстро рос и медленно умнел. Но одна особенность его характера не зависела от роста — это страсть к общению. Он даже засыпал только в том месте, откуда мог видеть как можно большее число людей. Казалось, щенок боится одиночества, а присутствие живых существ придаёт ему силу и уверенность.
Через несколько лет это был рослый пёс, который полностью отвечал своей именитой породе и «гордился» ею. Тогда он явно сторонился не только своих собратьев, но и людей, показывая всем своим видом, что очень занят. В такие моменты в его взгляде появлялось что-то потустороннее, как будто Блэк видел то, что для нас сокрыто.
Но больше всего мне запомнились его последние дни. На даче Блэк чувствовал себя полным хозяином. Казалось, что его волнуют даже первые осенние листья, которые то и дело падали на землю. Пёс старался проследить за каждым листиком и при этом наводил свой порядок. Он подбегал то к одному, то к другому, быстро обнюхивал, а затем носом подбрасывал лист вверх, как будто пытался вернуть их на родные места.
Смешно и грустно было смотреть на осеннюю игру уже постаревшего Блэка. К тому же было видно, что и сам он хорошо понимает весь порядок природы и всё же не может устоять на месте, когда его сердце по щенячьи вздрагивает от каждого прыжка золотистых листьев. Вздрагивает и летит по ветру вслед за ними. Пусть в лапах тяжесть прожитых лет, зато в сердце трепет и лёгкость ласточки! Блэк прыгал с каким-то восхищением, совершенно не думая о разбеге или о том, на какие лапы он приземлится. И в этой неожиданной несогласованности собачьих движений просматривалась ещё одна осень — «осень» пса — две осени в одной — а значит, теперь и он не связан с «древом» животных и отныне подчиняется только ветру, поэтому касается земли, как придётся, и падает куда попало. Теперь и он — упавший лист, которым ветер сначала немного поиграл, а затем бросил в смешной позе на боку. Видимо, догадавшись о неразумности своего поведения, Блэк ещё немного покрутился и ушёл за баню, где с прошлого года начал рыть землю. Это было небольшое углубление, в котором он часто лежал в последнее время. И всякий раз, прежде чем улечься, он хоть чуть-чуть, но обязательно разгребал верхний прогретый солнцем слой земли, чтобы внизу был холодный…
Исцеляющую силу холода я узнал раньше, ещё до встречи с Блэком. Тогда я сильно болел и долгое время находился в больнице. Дикая боль изводила меня, выжигала нутро и растекалась по всем сосудам и нервам. Я долго метался по постели и случайно прикоснулся к холодной стене.
Этот внезапный холод отвлёк меня от боли, и я, прислонившись к стене всем телом, замер от неожиданного блаженства. Боль разом бросилась к бетонной преграде, точно сама ждала скорейшего выхода из моей горячей плоти.
После этого случая главным моим лекарством стал холод. И если внимательно посмотреть на те больничные стены, у которых стояли мои кровати, то на всех можно легко обнаружить множество трещин — это моя боль с силой прорывалась в глубь стен, чтобы уже по ним уйти в холодную землю.
Впоследствии это чудесная способность боли уходить в холод земли не раз спасала мне жизнь! Правда, для этого мне пришло стать бродягой, а в поводыри взять свою же боль, которая, как никто, знает все дороги и при необходимости валит с ног на холодную землю. А земля лечит…
Не лёд на больное место, а холодную землю! Она всегда рядом и всегда готова исцелить любого! Даже под палящим солнцем земля глубоко не прогревается и надёжно хранит свой живительный холод. Но только для тех, кто доверяется ей. Уж не отсюда ли народ издревле верит в ладанку с горстью родной земли, оберегающую от несчастий. Или вера в другую горсть земли, которую мы бросаем при погребении близких людей.
Всего лишь горсть земли, а сколько в ней силы, если эта сила распространяется даже на Тот Свет! Всего лишь горсть земли… Но
прежде надо встать на колени и голыми руками разгрести верхний слой (тёплый слой для червей!), и только потом можно коснуться холодной глубины… Словом, рыть землю, как старый пёс Блэк. И я рою! Едва земля подо мной станет чуть тёплой, я тут же начинаю рыть вглубь. Так я нашёл родину предков и их могилы, «вырыл» застывшие документы, увидел окаменелую вечность! Не сосчитать, сколько раз натыкался на колокола, от звона которых мороз по коже…
Друг рассказывал, что в последний год жизни Блэка часто можно было увидеть за баней. К этому все привыкли и не придавали особого значения его рытью в уединённом месте — ведь и у собак могут быть свои привычки. В свой последний день пёс был довольно бодрым и выглядел просто чудесно: от солнца блестела шерсть, он пах травой и лесом. Даже на мух Блэк щёлкал зубами в красивой охотничьей стойке. Да и за баню пёс как будто не спешил, только радиус его пробежек и прыжков медленно смещался в ту сторону. Он исчез из виду так незаметно, что не вызвал никаких подозрений. А когда его отсутствие показалось слишком долгим, хозяева заглянули за баню, где и обнаружили уже холодное тело. Он лежал, свернувшись в своём углублении, а рядом с ним была небольшая кучка свежей земли, которую он успел выгрести…
Я лежу на траве, точно собака вдыхая свежесть земли. А ещё вспоминаю Блэка…
Господи! Как мы похожи! Я даже пахну сейчас, как он, травой и лесом…
ДОМ
Вот уже две недели сплю на полу: моя кровать вместе с остальной мебелью перевезена в старый деревенский дом, который стоит на земле предков. Дом, вероятно, волнуется сейчас не меньше, чем я. Ведь моя семья уже там. Надеюсь, родные разбудят дряхлые стены. Их сон длился так долго — ещё с того дня, как мы забрали в город больную маму. И вот спустя десять лет я сам выбираюсь туда, в родное гнёздышко. Мне осталось лишь найти подходящего покупателя для квартиры, поэтому я до сих пор здесь. Когда остаюсь один, в холодной бетонной клетке в ожидании очередного звонка из агентства по недвижимости, невольно оглядываюсь на голые стены, перебираю в памяти пережитое. И вот уже стены превращаются в экран. Мелькают события: радостные или грустные — не имеет значения. Они все одинаково важны, так как из них состоит моя жизнь.
Сейчас я стою посреди лучшей комнаты и испытываю странное ощущение: эта квартира никогда не была моей. Даже несмотря на жаркое лето, от стен тянет холодком и какой-то чужеродной прочностью. С каждым днём я узнаю её всё меньше. «Продажная, продажная», — вертится в голове. Да-да, именно продажная — я даже заметил, как она желает угодить каждому покупателю: полы не скрипят, а бывало, скрипели от шагов маленькой дочки; потолок, с которого не раз сыпалась штукатурка, выглядит ровным и чистым; стены словно шлифованные, без трещин и вмятин.
Теперь всё чаще вспоминаю деревенский дом, где родился, где есть другая стена — бревенчатая. Однажды, будучи больным, я увидел в доме странные видения, которые так сильно напугали меня, что прижался к той стене всем своим маленьким тельцем, и с того дня считал её спасительной. Там по сей день стоит мой детский диванчик.
Я хорошо понимаю «продажность» городской квартиры. Любая квартира в городе рано или поздно продаётся первому встречному; редко как раз тому, кто с нетерпением ждёт того часа, когда ты оставишь этот мир и вместе с ним жилплощадь, а он преспокойно займёт её.
При этом ни одна стена не перекосится, потолок не обвалится и пол не провалится под
ногами даже самого подлого человека. Напротив, комнаты так тепло встретят нового жильца, что тому не придётся утеплять оконные рамы, подгонять двери, заниматься побелкой…
Вот и выходит, что в городе нет по-настоящему преданного дома. Может, по этой причине я и перебираюсь в деревню?
Пусть даже в старую ветхую избу, которая давно потеряла свою стоимость и которую, в лучшем случае, купили бы на слом. Но пока она стоит — она будет крепостью
для моей семьи. Нас будут окружать деревенские старички, которые мне кажутся гораздо прочнее бетонных и кирпичных стен.
Надеюсь, что ждать осталось недолго…
В начало обзора материалов ОДИННАДЦАТОГО номера газеты
